Пятница, вечер. Москва. Отрывок из романа «Полуавтобия». Читаем, разбившись по ролям.
В зале (она же сцена) смех. Кто-то заметил:
— Так живут и думают хипстеры:)
Автор книги, а он присутствует, не против.
И вот, среди, казалось знакомых лиц, упрямый и заезженный, послышался брюзжащий голос:
— Стиляги, хиппи, думают они.. А вам не кажется, господа самаритяне, что граждане такие — реальные СШАсовские дауншифтеры?!..
Андрей Ивашков:
— Может и так, но знаю точно: когда при встрече вам руку протянет деятель, заявлявший, будто ни с чем подобным не сталкивался, будьте уверены, человек этот — врун, болтун и хохотун.
——————————-
Закрывшись как-то тесным кругом, не открывая форточек (чтобы учуявшие запах соседи не сгорели от зависти), я, Катя, Марина-Мариука, Денис-Зулбкнехтштуцер, Макс, Анна, Эдик с женою, Марат и верный кот Василий разбили лагерь на глубоком ворсе коврового покрытия моей квартирной залы. Уютной, кстати.
С подушками и без, с улыбками и умным видом, все, кроме хищника расселись на полу с намерением познать плюсы (ударение на ы) коллективного времяпровождения за «правильной» трубкой мира. Свалилась блажь — уже готовых пару пачек папирос «дремучим» москвичам неделей ранее передали заботливые друзья, аборигены Чуйской долины. Помимо привычных фруктовых натюрмортов мы, как нарушители всех возможных гос.инструкций фоном вывели на монитор первый попавшийся фильм. Благо пиратский дисков, приобретенных в переходах метро хватало.
Триллер Андрея И «Научная секция пилотов», который я видел до этого, остальной публикой был воспринят неким легким аперитивом — девочки суетились в приготовлениях, был слышен звон бокалов и хихиканье. Затем встречали припозднившегося Андрюху «Вука» с Ритой (Рыттой), шумели в общем, отвлекались. Ленту с интересом смотрели и слушали лишь двое — Максим да Марат, друзья детства.
Пришло время и, надо же, с первой затяжки — для каждого грянула невиданного напора вулканическая канонада каннабиноидных мощностей.
Второй акт — вторая лента. Антураж — пицца, доставленная невероятно смешным разносчиком, вместо чаевых с улыбкой выпросившим «чего-нибудь другого». Сладкое на столе, а для желающих облегчить статус значимости действия конопли — сухое вино в бокалах, «Мальборо» и «Парламент».
Макс, родной брат любимой, друг и надежный партнер, социопат и интроверт, досмотрев следующий фильм — скорсезевского «Таксиста» — неожиданно выдал тираду в форме потока сознания:
— Затраходромило. Пусть правда гуляет по поверхности — дети, студенты, старики, работяги. Остальным — вершителям судеб — их законную, заслуженную секретную нишу — метрополитен. Вот где место чертям для ежедневных дефиле — холеным, здоровым, сытым, мерзким по обыкновению.
Посыпались неспешные вопросы — ты о ком?
Максим импровизировал — как будто с неким Эпентозой, ведя с самим собою диалог:
— Не тем госслужащим забытым — ученым, педагогам, докторам и космонавтам, между прочим, тоже — прошу не путать! Речь о блевотине, какую бабушка моя звала «приказными крысами». Именно эти прихлебалы государства обязаны существовать в реальных рамках отечественной заботы о гражданах. А по мере становления и развития технологий шагать в ногу с нею, с этой ха-ха-ха, заботой о людях.
Сегодня масштабная научно-техническая мысль имперской опеки над верноподданными добралась лишь до метрополитена, костылей да носилок в одну сторону. И всё. «Крысаки разумные» да их слуги-опричники из моральных соображений собственной клановой сути не смеют допустить возмутительную роскошь — позволить самому богатому государству мира обеспечивать доступным личным транспортом пенсионеров, ветеранов войны и труда, учителей, медиков — возможностью полетов на самолетах, обедами в кафе, услугами хотя бы уличных проституток. В их представлении для серой массы эмбрионов есть только метрополитен, плацкарт в ЖД, да хлеб на полках магазинов. Пожалуй, всё. Забыл — дома отдыха в автономной республике Нужники, а также праздничные ярмарки, где раздают халявные блинчики — по три штуки на одну черепную коробку.
Мы молча «гнали» папиросу. Говорить не хотелось.
— Образованный человек может обустроиться купцом, вырасти в ученого — честь ему и хвала. Номенклатура — грамотеи другого полета. Романтичные, широкой души мрази. Себя видят ковбоями общества, жен своих — законодательницами мод, детей — неприкасаемым золотым запасом страны.
Принудить гнилую феодальную дикость жить по правилам, предложенным и сконструированным ими же — главная задача настоящего революционного лидера.
— Какого-какого? — рассмеялся Вук.
Макса несло.
— Работаешь на государство, отдаешь себя людям — живи в пределах того, чего достиг. Пока инвалиды, старики-ветераны, профессора университетов этой страны не пересядут в личные авто — все до единого деятели придворной службы Москвы, от скромного четвертого заместителя начальника ЖЭКа и его секретарши до всех тех, кому по статусу положены холуи и жополизы — все обязаны ездить на метро, автобусе и электричке.
Он с удовольствием затянулся. Монитор молчал, Эдик и Марат пребывали в задумчивости. «Вучара» улыбался, скромно и хитро. За поразительную схожесть с озорным мультипликационным героем, лисенком, девчонки лет десять назад вынудили Андрюху откликаться на имя любимого персонажа. Теперь он был Вуком, даже для будущей жены.
Женщины с интересом и радостью в глазах уплетали виноград с кукурузными палочками. Макс развивал тему:
— Империя — Бог с ней! Пусть всё остается как прежде, но вот с родной Москвой — только так. Вожака, жаль, нету. Тот, что этот, как водится — мразотой оказался. Жаль очень, очень жаль. Разом бы всё изменилось как пить дать: хочешь, чтобы твои дети, наследники, подрастающие чиновнички жили интересней, чем ты, и говорили «Спасибо, папа!» — трудись на благо отчизны. Поехали тульские инвалиды и пенсионеры, как их немецкие коллеги, по морям и континентам пенсии прожигать — тогда и тебе, чинуша, с любимой женой командировка в Болгарию улыбнется. Со временем, кропотливою работой можно заслужить разрешение на приобретение личного автотранспорта себе и скромным членам семейства. Чего уж говорить о бриллиантах и мехах — в России любому убогому это вполне доступно, под ногами лежит да по елкам прыгает. Каждому — по заслугам, главное — работать. И вот тогда, как пить дать, многие предпочтут именно трудиться, ваять. Ведь альтернатива созиданию окажется терниста и трудна — в метро! Карманники из мегаполиса поубегают — вся рыбка поднимется наверх, а подземелье для вахтовиков сделают неприступным. Милиция в подземке перекрасится в белые мундиры, встречать пассажиров научится по этикету, с корзинами цветов наперевес. Их, мне кажется, даже сократят.
Под одобрительные возгласы Рита пару раз хлопнула в ладоши — Ага.
— Я набросал в уме, сколько его в городе, казенного хлама. С водителями, охраной, эскорт-услугами и иже — миллиона полтора, не меньше, крепких, работоспособных и здравомыслящих. Всех тварей в метрополитен, всех — учиться думать «о главном»!
Чиновники, государственные служащие — уже через несколько лет в среде этой когорты граждан естественным отбором останутся и окрепнут те, кого граждане уже не захотят называть по привычке «паразитом свиномордым» или «чернильной душой». Появятся реальные, насущные законопроекты, пройдет судебная реформа, образование примет современные, актуальные очертания. Я, может, даже женюсь здесь и доживу до правнуков, летая к ним в гости на дирижабле.
Он затянулся и пустил «паровоз» подруге Анне, красивой киевляночке, ваявшей карьеру в тамошнем модельном агентстве, но плененной Максимом во время глянцевой сессии в Крыму и вывезенной на чужбину, в холода московских мавзолеев.
— Произойдет мягкая революция, держу пари. В миллионах кабинетов вчерашних бюрократов, над рабочими столами портреты вождей на стенах заменят иконы. Должностные лица перестанут понимать и бояться бандитов, подыгрывать им и делиться награбленным. Да что там — станет очевидным, кто в стране торгует наркотиками. Для этих мразей референдумом вновь будет введена смертная казнь. Люди на улицах перестанут стесняться друг другу улыбаться.
— Ну, раз уж ты упомянул общественный клозет, МВД… — взял слово Эдик, среднего роста, худой, голубоглазый денди, второй год шагавший с нами. За этот короткий срок Эдуард успел заслужить уважение мужчин и трепетное отношение женщин.
Они с Натальей, его женой и бывшей одноклассницей, прожили вместе практически двадцать лет, первые десять из которых пытались монетизировать фундамент семьи, затем плюнули на вчерашние опасения и с головой окунулись в строительство духовного мира — репродукцию. Усилия активной практики не дали результатов, и последовавшее медицинское обследование выявило у Натальи бесплодие. Разразился шторм — обоюдная депрессия, наркотики, измены и взаимное отчуждение. Самобичевание не принесло результатов — они по-прежнему в толпе искали лишь друг друга.
Сойдясь вновь и во избежание пересудов покинув родные рубежи, ребята автостопом с рюкзачками добрались до Москвы — оставшиеся на родине несколько чемоданов вещей влюбленным поездом выслали родители.
Встретились мы благодаря Вуку. Андрюха мне был с детства хорошо знаком — гуляли, экспериментировали. Иногда убегали вместе — карусели, скакалки, кладбища, затем дискотеки и мотоциклы. Помню даже как-то, классе во втором, случайно сгоревший грузовой автомобиль «Камаз».. Вуку я доверял во многом. Андрей и привел к нам друга родного брата — под свое «слово».
Через шесть месяцев плодотворной работы Эдуард сделал официальное заявление, в котором с радостью провозгласил о намерении семейной пары усыновить ребенка. Помимо официального трудоустройства одного из членов семьи, естественно, лишь прописанного в бумагах, они оба обязаны были пройти калейдоскоп тестов и анализов. На втором валу рубежей по факту блестящего прохождения программы тестов выяснилось, что судьба бесповоротно вывела пару в штопор неизбежности — у несостоявшегося отца был найден и детализирован ассоциированный комплекс 3-й стадии ВИЧ.
Второй удар ребят ребят лишь укрепил: всё свободное время — друг для друга, только вместе. Эдик был внимательным, вежливым, преданным человеком и мужем. Критерии его мировоззрения зиждились на восточной культуре, этике и образовании традиционной европейской школы. Работоспособность же зачастую заставляла каждого из нас молча сравнивать рабочие схемы этого трудоголика с масштабами собственных ресурсов и логикой оперативных алгоритмов. Эдуард шел в работу как на парад — тщательно подготовившись, в блеске доспехов и ярости неостывшего турнирного азарта. Хладнокровный игрок, он желал оставить после себя жене как можно больше. Живую легенду любили все.
В компании, среди своих, он был не прочь подискутировать с Максимом.
— …Расскажи-ка, друг мой, — продолжил Эдик, — как по твоему они, большие крысы, будут отказываться от вневедомственных, то есть личных, «тележек крылатых»? Что убедит довольных жизнью упырей добровольно менять американскую роскошь, немецкую подтянутость и японский шик на грустные прогулки по подземельям и уравниловку «дрынчащего» отечественного автопрома в дежурную смену? Возопят тараканы, зашевелят грозно усами, подымая волну. Как им родину защищать от напасти, как бороться с болезнями общества, если стимула нет — всё нелестно, тоскливо, даже «тратиться» негде в итоге будет настоящим парням из народа.
Он погрустнел, но тут же воспарил осененно:
— Хотя! Есть выход пацанам, слава Крюгеру! Скарб на жен — как в классической саге о великом московии мэре при кепке. Показательно, дерзко, наглядно. Всё по чести, всё по плану. Мамы, кстати, опять же — не перевелись. В смысле, пращуры. Те же «мусорши», лишь поколением старше.
— Трудно будет отбить такой фантик, камрад, он к игорному столу гвоздем приколочен — подключился Марат. Эдуард же стремился вперед.
— Сама мысль интересна. Представляю: никого в метро не пускают, только людей с чемоданчиками, охрану, помощников — полными свитами. Там, под землей, свой этикет зародится — искрометная тема для книги приколов. Туалеты в метро построят, на каждой станции, с обеих сторон. Остальных, беспортфельных граждан будут пускать только на экскурсии, по большим праздникам, отдав им на откуп, туда, наверх, — он показал пальцем на потолок, — заработанные средства с продаж экспроприированной техники номенклатуры и закрытых статей сопутствующих расходов. С молотка уйдет элитарный московский автомобильный парк кровососущих баламутов. А на вырученные миллиарды запустит городское хозяйство по опустевшим улицам и проспектам вереницы современных комфортабельных автобусов, наземного железнодорожного и электротранспорта, плавсредств речной доставки пассажиров. Все цены — демпинговые, как и подобает этой стране. Пробки, естественно, канут в небытие, мало того — перестанут принудительно перекрывать движение на дорогах, создавая зеленые коридоры для ёба-ых выдающихся деятелей. «Бомбилы» угонят свой скот в регионы — в Москве «лихим скакунам» практически нечем будет заняться. Загрустит ГАИ — простые смертные, глядя друг на друга, быстро вольются в человеческий ритм взаимного уважения.
— А купцы?
— Что купцы? Они по сути своей законопослушны. Им не грех растить капиталы, создавая пышные и сладкие рабочие места.
Однажды вдвоем накурились с Эдиком «в хлам» — в порядке более тесного знакомства друг с другом. Больше не повторяли. Эдик в любом состоянии был одинаков — любил жизнь. Он продолжал:
— Эскиз твоего полотна вдохновлен искусством символизма. Но идея, на мой взгляд, неожиданно крепка. Она не тонет в абстракции, самонадеянно отсекая академизм, и не хватается за палочку-выручалочку экспрессионизма. По мне — так это целое начало. Строительство осознанной модели, в которой язык кибернетики адаптирован под сложный ряд конструкций метафизических форм. Писатель Лем упоминал об этом, читал я как-то. Он сомневался лишь в результативности и смысле. Твоей модели шарм здесь в том, что видно первое, да и второе тоже. Шероховатости подчистить только надо, те самые, совсем уж из реальной жизни — о бабушках, а так же полицмейстерах, ну и чуть-чуть про мир вокруг.
Эдуард на сейшенах не употреблял — беззастенчиво радовался людям, выбрав компанию и будучи ею принят. С радостью поддерживая разговор, он никогда не тянул «губы к ушам» — убедительно улыбался глазами. Сейчас, держа в руке бокал, далеко не сноб участливо принял из круга «косяк» и передал его дальше — жене.
Отступлю. Никто из нас так никогда и не узнал, каков был диагноз Натальи, жены больного СПИДом. С чем и какими силами приходилось справляться ей, в звании майора бывшей сотруднице пожарно-спасательного гарнизона Мелитополя? Худая стройная женщина, из-за ввалившихся глаз и объемных синяков под ними потерявшая привлекательность для окружающих лишь иногда выказывала озабоченность. В такие минуты она, подойдя сзади к мужу, с улыбкой клала ему руки на плечи, тем самым подзаряжая единственного.
Продолжу.
Макс не задумывался — как пить дать, просмотр «Таксиста» наш коммунар провел во вполне обнадеживающих, но опять же альтернативных размышлениях.
— В этом соль: показать людям, что нам, смертным, даровано — мир и любовь. Великое счастье растамана — видеть, как добро побеждает зло. Естественно, бескровно. Нет никакой необходимости лишать человекоподобных в серых формах «честно нажитого» — мерседесов, яхт, спортивных самолетиков. Пусть живут по-прежнему, душа, лишая и ставя на колени. Не надо их пугать.
Главное — научиться голосовать всей страной. Найти дяденьку, который отправит тех, о ком я говорил, в метрополитен. Всем миром требуется постараться, чтоб впредь не «впаривали» людям крысаков из партократов, или каких-нибудь чертей гэбэшных. Когда ж всё «выгорит», процесс приобретет онтогенез метаморфозы.
С перепугу серые выродки чутьем шакальим диагностируют провал. Себе ж они «накрутят», дескать опухоль растет. Отрадно, страшно даже, но так и будет — для них, по крайней мере. Болезнь в расцвете пустит метастазы — через зараженные внутренние, мать их, органы метрополитена, отторгнувшие правила игры собратьев не в белых мундирах. Пойдет, любезные друзья, цепная реакция. Последнему самцу «больная» паучиха его чудесный инструмент откусит.
Придет весна и из окон автобусов уж слишком вызывающими всем покажутся кадиллаки и роллс-ройсы молокососов в погонах — вчерашних выпускников училищ и академий. Гадское семя в итоге поглотит себя само. Сегодняшняя лента про террориста в подземке — то, чего не хватало. Думаю, фильм станет учебным пособием для государственных деятелей — чтоб ритм жизни ощущали верно.
Про бабушек я тебя не до конца понял. Конечно, им интересно абсолютно всё без исключения. А на экскурсии в метро как на парад старухи выбираться подрядятся, смотреть, как наконец-то что-то поменялось. Но все равно, они, бабули наши, на эскалатор, не перекрестившись, ступать не станут, шепча себе под нос — чур меня, чур!
Макс осенил крестом с улыбкой уставившуюся в одну точку «обкуренную» Риту. Девушка встрепенулась. Мы отреагировали — кто как. Мой друг продолжил:
— Да-да, лишь потому, что жили и живут, нормировано, династиями потерпевших, купаясь в обещаниях светлого будущего, то бишь во лжи и изнасиловании непрестанном — как мозга, так и веры с телом. Молиться старые кошелки станут, чтоб не вернулось всё обратно.
— Да не о клячах праздных говорил я, — усмехнулся Эдуард, — а о бабульках-«пулеметчицах», что перед входами в метро торгуют сдобой с пирожками. Неужто допускаешь ты голодных старых матерей оставить без работы? Ведь это наши современные матрешки, спасатели-бурундуки, пенсионерки-матушки, а кой-кому иконостас живой, с которым радостью делиться можно.
Без тени снобизма он вновь передал папиросу — теперь в другую сторону. Все с интересом внимали диалогу.
— Помножь все станции метро на десять-двадцать, вот сколько их! Как быть? Вопрос насущный. Иметь необходимо незаурядный ум, учесть мотивы, чтоб вновь не грянула гражданская война. Разгневанная женщина — типичный символ революции. Со всеми разобрались, но бабули? Как с ними? Там, у метро их армия святая — заслуженных и незаслуженно забытых ветеранов. Шальная сила урагана в нем — его первой, самой страшной волны. Подумать даже страшно! У них «менты» на всякий случай меньше, чем у всех, «капусты» отбирают, о как! Что скажешь?
Вопрошающе уставившись на меня, Макс изрек:
— Во дает!
Мой окутанный дымом разум наглухо отказался принимать аналитику друга, логику взгляда..
Катин брат расплылся в мультяшной улыбке и продолжил, обращаясь уже к собеседнику:
— Бабушки — это главное, ты прав, мил человек. Хочу заявить с полной ответственностью — в обсуждаемом направлении проделана трудоемкая и опасная работа. Она научным и практическим путем подтвердила как правоту намерений в целом, так и безопасность старшего поколения в случае осуществления блистательной законотворческой инициативы.
Девушки, отказавшись «взрослеть и становиться серьезными», разом потянулись за сладким. Макса это не смутило:
— Да что кривить душой — бизнесу пирожковой мафии потребуются новые мощности. Заявленное тобой количество душ придется смело умножать, а может возводить в квадраты — всё будет тикать как часы. Пироженки из печки да ватрушки — китайские пасхальные яички отдыхают. Э-эх!
Максим в сердцах рубанул рукою.
— Да умножайте, люди, умножайте, прочь сомнения! Даешь дивизию благоустроенных старых кляч! Ватрушки для народа, вкусняшки с ливером и маком! Аргументировано заявляю, как пацаны кричат с Петровки-38
, когда друг с другом спорят — «Мамой клянусь»!
Эдик с Максом сообща научились трансформировать домашние обывательские посиделки в забавные творческие этюды-конференции, в которых под смех собравшихся, уже открывших для себя талант дуэта, раскрывались самые неожиданные темы. На этот раз балагуры в оригинальной форме выказывали заботу о женщинах, незаконной торговлей пирожками укреплявших плачевное состояние полуголодных пенсионеров. У любой станции метро можно было вывесить поименную доску почета подобных тружениц. Женщин, к которым люди приходили не только купить настоящей, вкусной и безопасной выпечки, но и поговорить, поднять настроение, убедиться в своей значимости для окружающих в лице замечательных, добрых, отзывчивых старушек, затерянных в суете великого государства и предлагающих «запаренным» гражданам немодные пирожки, соленые огурчики и церковные свечи.
Эдуарда вдохновляла инициатива следопыта, ему требовалась аргументация:
— Помоги, друг, — тут он окинул взглядом Риту, продолжавшую с романтичным выражением лица пребывать в прострации, — всем собравшимся убедиться в правильности озвученных тобою постулатов. Любопытны и аргументы работы научной мысли, доказавшей нетленность предложенных идей… в конце концов, в масштабах упомянутой практической деятельности.
Марина громко выдохнула, ища взглядом папиросу. Макс затянулся и поспешил утешить кокетку. Все ждали. Вук обнял любимую женщину, внезапно вынырнувшую из недр транса — Рита опустила голову ему на плечо и негромко резюмировала:
— Интересно.
Мариука, со смехом предложила ей печенюшку, Катя — виноград. Макс продолжил:
— Миряне, прошу обратить внимание на то, что информация строго секретна! Во избежание международной огласки и конфликтов глобального масштаба, публичной она не может быть признана никогда. Наш неугомонный председатель правления, — он посмотрел на меня, — провел ряд неформальных встреч в стенах нижней палаты парламента, обсуждая животрепещущую тему. Пенсионеров-оборотней. Ему удалось привлечь к рассмотрению проблемы ряд фракций и независимых депутатов. Мало того, Юлию Михайловну со второго этаж, а так же Андрея Семеновича из другого места. Его роль в государственной организации не афишируется. Предлагаю из первых уст выслушать отчет руководства о проведенной работе, а следующим шагом провести поименное обсуждение перспектив ее дальнейшего развития.
Я наконец-то сообразил, чего добивался этот вздорный парень, друг Максим.
Один из наших «немеркнущих» покупателей, Александр, оптовый торговец «континентального» масштаба, приобретавший сертификаты и свидетельства тысячами, после полутора лет успешного сотрудничества перестал скрывать место своей законной трудовой дислокации — Госдуму. Тридцатипятилетний функционер возглавлял в этом беспокойном учреждении некий юридический отдел, услугами которого пользовался весь состав Нижней палаты+. Параллельно юрист позволил себе и успевал развиваться в южноамериканской стране Перу. Там амбиции предприимчивого мужа простирались в далекие друг от друга и его отечественной деятельности сферы — бордели и месторождения серебра.
На всеобщее обозрение меня заставили выпотрошить из себя эмоции от первого визита в здание парламента Российской Федерации. Как-то не задумывался о комичности произошедшего, да и не видел её в таком ракурсе, в отличие от Макса.
Оказалось же, что картинка сложилась презабавнейшая. По крайней мере — судя по реакции вернувшихся с антракта, «курнувших» собеседников.
Месяца четыре тому как, с волнением, и признаться, испугом согласился я зайти с Сашей, как мы теперь его зовем, «Думским» в стены главного законодательного органа страны. Встречаться где-нибудь по периметру этой большой серой коробки было обыденной практикой для многих граждан — исключались ограбления и подставы. Александр шагнул дальше — вышел из дверей Госдумы и пригласил следовать за ним.
Неподалеку, у колонного Дома Союзов на Большой Дмитровке стояла машина, за рулем которой ждал Денис «Зулбкнехтштуцер» — женатый и уже обзаведшийся первенцем счастливый папаша… А в багажнике упомянутого авто Александра ждали чемодан и две спортивные сумки. С собой же я взял небольшой саквояж с тремя сотнями бланков Кандидатов и Докторов наук. За них дополнительно Саня обязался отсчитать сто тысяч долларов. Вся сумма сделки — четверть миллиона американских «тугриков». Короче, так — встреча подразумевала передачу багажа «с конфискацией» и полновесным «сроком». Эмоции зашкаливали!
Пребывая в соответствующем, не совсем адекватном состоянии, я было заявил, якобы спохватившись, дескать с собой, как назло, нет никаких документов (что было правдой). Но это не сработало — Саня заявил, что он проведет гостя без идентификации. Его слова вызвали у попутчика нервный микроколлапс. Но отступать было поздно — приглашавший в родные пенаты бизнес-партнер был одним из немногих надежных оптовых покупателей краденых бланков строгой отчетности. Мало того — пару раз этот человек выручал, без лишних вопросов и предварительных договоренностей ссужая под честное слово по сорок-пятьдесят тысяч долларов.
Даже сейчас, по прошествии времени,помню, как шел «штормовой» походкой — меня пошатывало и чудилось даже будто что-то поскрипывет. Сразу за толстостенными стеклянными дверьми дуэт наш встретил квартет потомков человекоподобных динозавров, «торчавших» за большим арочным металлодетектором будто истуканы. Рядовой состав дворцовой охраны, монстроподобные люди в черных костюмах душевно улыбались. Я проглотил слюну, но она застряла на полпути от А до Я. В мозгу же пульсировало: как бежать обратно — если дверь автоматическая — плечом такую не пробить — могут успеть заблокировать выход. С этими мыслями и соответствующим ощущениями я пробирался следом за провожатым сквозь утробно гудящую арку, а затем через коридор живой силы вероятного противника. С опозданием в сознании вспыхнула сигнальная ракета — почему «Думский» никому не кивнул, не поздоровался, просто продефилировал, не заметив ни единой живой души? Странно, ведь гоблины были последним рубежом неприятеля — по крайней мере, тогда мне это представилось именно так.
Прямо за живым щитом Государственной Думы России веселым коридором расположились женщины — по трое с каждой стороны: одна молодая, две пожилых и три старушки, одетых кто во что и торгующих — да-да! — пирожками! С капустой, рисом, рыбой, яйцами и луком. Была одна, что даже с мясом предлагала. Цены демпинговые, качество — высочайшее.
В последующие визиты я охотно общался с ними, ел ватрушки и беляши (однажды даже скупил их оптом), внимал «бабкиным» шуткам и удивлялся, как колоритно эти милые женщины обсуждали кулуарную жизнь «высшего» общества, озвучивая при этом свои соображения во всеуслышание. И как они туда вообще попали?
Во время рассказа я, видимо, расчувствовался, погрузившись в пережитое — ребята хохотали и подтрунивали.
— Как видите, друзья, — резюмировал Максим, — работа проведена колоссальная, бабушки не останутся в долгу, потребуются дополнительные живые ресурсы. Даешь в метро бабуль-стахановцев! Не «стаханоидов», а чести символ и добра фундамент.
Андрюха Вук, признанный коллективом «Поручиком Ржевским», высказался нараспев, искренне и ярко:
— Правильно! Видел я всё это по телевизору, только недопонимал. Вот она, в чем правда! Этот, который в Думе постоянно орет что есть мочи, будто обезьяна-ревун: его, дурачка колоритного, как ни покажут в эфире — девушка мелькает позади, иногда сбоку, с корзинкой. Политиканы — любители ватрушек и тортиков!
Он вывалил язык, изображая пса.
— Теперь я понял: у Главного Павиана Страны — своя персональная Пирожочница, девушка такая. Может, не одна.
— Это как? — полюбопытствовал Марат.
— Легко! Как? Она ему в рабочее время отечественные деликатесы употреблять помогает — вот так — чтобы сил набирался и ревел активней…
Перекрестившись, Андрей резко повернулся к Рите, поцеловал, а затем, встав перед любимой на колени, поднял женщину на диван. «Рытта» не сопротивлялась.
Не дав спутнице опомниться, он широко развел ее одетые в шортики ножки, после чего убедительно продемонстрировал страшно интимный, безобразно смешной и до ужаса пошлый акт варианта употребления пирожков.
Сцена ожила, зал ликовал.
Когда же партнерша, забывшись, приняла его голову в свои ладони, мужская часть аудитории взорвалась раскатами смеха и аплодисментов. Женщины даже не улыбались. Марина поднялась, оправилась, затем демонстративно удалилась. Звук хлопнувшей туалетной двери трансформировал смех в истерический хохот. Марат упал набок, Эдик спрятал лицо в ладони, Вук, завершая тираду, голосом Главного Павиана победоносно ревел:
— …«На березу их, на акацию!!».
Даже Василий, кот, был пленен эйфорией беззаботного веселья. Внезапно проснувшийся в хищнике хулиган порвал колготки Наталье и, поцарапав, опрокинул Катину сумочку.
Все без исключения представительницы прекрасного пола, включая Рытту, последовали примеру Мариуки — ретировались.Через некоторое время, из засады на кухне амазонки поймали и казнили проказника. Бедолага, отстреливаясь ругался и выл, клялся что больше так не будет и к сектам никакого отношения не имеет, затем плакал и стоял на коленях.
На мониторе в это время Том в тысячный раз тщетно пытался справиться с Джерри.
— Блиии-н, это же было совсем недавно.
Сейчас в метрополитене я себя чувствовал уже капитулировавшим. Последние рубежи были сданы — любимая музыка в наушниках не помогала. Не хватало естественного света, появилось ощущение духоты, на одном из перил эскалатора покоился мутный плевок, чья мерзкая суть почти до слёз обожгла руку совсем ещё юной девочки. В короткую рабочую пятницу быстро растекалось по домам столпотворение пассажиров, подавляющее большинство которых явно сорвалось с нелюбимых рабочих мест. Бичи по обыкновению спали в вагонах, на полу которых пятна чего-то недавно пролитого били в глаза и ноздри. Неизбежная цепь зрительно-обонятельных ассоциаций от этих громко пахнущих темновато-сладковатых следов вела к тошнотворному выводу о половых различиях бомжей и бомжих. Какая-то девушка указала на меня пальцем своей подруге. Две другие барышни, перемещавшиеся по эскалатору перехода к соседней станции, так забористо смеялись, что одна, не успев спохватиться, громко отрыгнула, на что вторая дружески посоветовала: «Рот закрой, чума!».
С кольцевой станции трёх вокзалов я перешел на Сокольническую линию. Оставалось всего две остановки, но сил не хватало, точнее — не хватало желания. Показалось уместным подняться наверх, в город.
Удивительно то, что вот уже третий день даже в таких колоссальных толпах я бессознательно ищу Катин образ. Ответить бы на вопрос — а что, если найду? Вести себя как зомби или подойти попробовать начать все сначала? Где же ты, девочка моя?
«Полуавтобия». Автор – Андрей Ивашков.
Станьте первым, кто прокомментировал эту публикацию